Вот удивительное дело. Смотрю я на старые фотографии, где моей бабушке примерно тридцатник. А выглядит она лет на пятьдесят.
Или вот в литературе можно найти подобное. Вот, возьмём, например, Аксакова, “Семейная Хроника”, несколько цитат:
“Не раз битая за толстое белье, бабушка продолжала подавать его и, наконец, приучила к нему старика.”
“Не нужно было повторять приказаний: неуклюжий Мазан уже летел со всех ног с медным, светлым рукомойником на родник за водою, а проворный Танайченок разбудил некрасивую молодую девку Аксютку, которая, поправляя свалившийся набок платок, уже будила старую, дородную барыню Арину Васильевну. В несколько минут весь дом был на ногах, и все уже знали, что старый барин проснулся весел.”
“Бабушка была женщина самая простая и находилась в полном распоряжении у своих дочерей; если иногда она осмеливалась хитрить с Степаном Михайловичем, то единственно по их наущению, что, по неуменью, редко проходило ей даром и что старик знал наизусть”
Вот про кого тут идёт речь, “старик”, “старый барин”, “старая барыня”? Сколько им лет-то? Оказалось — жуткое дело, “старику” 47, “старухе” — 46.
На фотографии женщине полтинник с хвостиком, для сравнения:
По меркам 18 века, значит, вообще, “глубокая древняя старуха”, впору на кладбище ползти.
При этом не скажу, что продолжительность жизни людей в 18 веке была сильно меньше — “старик” Степан Михайлович прожил до 73 лет, “старуха” жила до 77, и умерла от пищевого отравления. А так бы дольше жила.
Вот ведь парадокс.