Про рабство

Вот многие думают, что в рабстве плохо то, что хозяин с рабом плохо обращался, лупил розгами и т.д. Но они неправы. Плохое в рабстве было отнюдь не это. Более того, исключения с суровыми телесными наказаниями, убийством рабов были именно что исключениями. Такое случалось крайне редко.

Не надо мне верить на слово. Есть записи со слов бывших рабов, где они сами рассказывают о том, как всё было на бытовом уровне.

“–Нет, мэм, было не так плохо. Белые с нами ниггерами обращались хорошо. У нас было вдоволь еды, хозяин давал нам много зелени и овощей. Нам также еженедельно выдавали рацион кукурузной муки, три фунта (полтора кило) мяса, пол-галлона (около двух литров) патоки. А по воскресеньям мы пили кофе с сахаром.” (Dem Days Was Hell — Recorded Testimonies of Former Slaves from 17 U.S. States: True Life Stories from Hundreds of African Americans in South about Their Life in Slavery and after the Liberation, Work Projects Administration)

С моей точки зрения, рабство было отвратительно не плетьми да розгами, а тем, что человека лишали какой-либо свободной воли и прав. И могли продавать как скот или там садовый инвентарь — и вместе и порознь. Люди, у которых есть дети — прикиньте, что кому-то приглянулся ваш ребёнок — и они его купили у вашего хозяина. И вас, конечно же, не спросили вообще.

Кроме того, тебя лишали всяких прав, даже права на учёбу. Не за проступок даже, а вот так — по факту рождения.

Вот это — отвратительно. А в остальном-то жизнь раба на плантации американского юга с некоторых точек зрения во многом была чуть ли не идиллической. В пересчёте на сегодняшние деньги раб в полном расцвете сил стоил как небольшой трактор. Вот и поглядите, сколько стоит простенькая “Кубота” лошадок на тридцать-сорок, даже б/у (примерно тысяч 30). Какой дебил будет бить такого дорогостоящего человека просто так? Он должен работать и приносить деньги, иначе его покупка никак не оправдывалась.

Ниже будут цитаты из книги, являющейся просто эталонным образцом апологетики рабовладельческого строя. Это книга Джеймса Авиретта, который вырос на плантации в Северной Каролине. Произведение называется “Старая плантация: как мы жили в большом доме и маленьком домике до войны” (The Old Plantation: How We Lived in the Great House and Cabin Before the War by James Avirett). Он, конечно, белый, и чисто с бытовой точки зрения описывает картину настолько идиллическую и буколическую, что пробы ставить негде.

“Владелец этого поместья успешно стремился обеспечить скорее добровольное, чем принудительное подчинение правилам и предписаниям плантации. Этого он добивался с помощью мудрой системы вознаграждений за добросовестную работу, а также благодаря доброму и почти отеческому надзору за всеми своими слугами. Признавая тот факт, что эти люди были его собственностью, режим отличался безграничной добротой, при этом был четко установлен тот факт, что неповиновение неизменно влекло за собой наказание. Его слуги полностью осознавали, что активным сдерживающим фактором неповиновения была неотвратимость, а не суровость наказания: доброго, но в то же время твердого.”

“Возможно, в этой связи уместно сказать, что, хотя к телесным наказаниям и прибегали для поддержания дисциплины, они были редкими и никогда не были столь суровыми, как аналогичный вид наказания в Военно-Морском Флоте Соединенных Штатов или в любой другой военной организации того времени. Более частым способом наказания было ограничение особых привилегий в субботу днем (прим. например, запрет рабу пойти в гости к знакомым на соседнюю плантацию) и тесное одиночное заключение в “карцере”, как слуги называли маленькую тюрьму на третьем этаже склада хлопка. Когда кто-нибудь из слуг настаивал на неисправимом непослушании и ни один из обычных способов наказания, казалось, не приносил никакой пользы, после того, как все другие средства были исчерпаны, его отправляли в Ботани-Бей в нижней части долины Миссисипи, работать на хлопковых плантациях в той части Юга, где коммерческие черты первых дней существования этого учреждения были в некотором смысле возрождены, и, как следствие, патриархальные черты, наблюдаемые в Вирджинии, Мэриленде и Каролинских островах, несколько отошли на второй план.”

“Если бы вы сами видели большое количество детей в возрасте до десяти лет в этом поместье, вам был бы дан удовлетворительный ответ на многие вопросы, которые вполне естественно возникают в этой связи. Почти ежедневные визиты моей матери к постели матерей этих детей в течение месяца (не меньше) после их рождения; факты того, что Элиза, специальная горничная Мистисс (прим. жена владельца, вариант “масса”, только женского рода, в оригинале “мистресс” (mistress)) трижды в день приносила им еду со стола плантатора; регулярные визиты врача плантации … могут объяснить … быстрый прирост рабочей силы … которого вы, несомненно, не найдете ни у одного крестьянина в мире. Эти факты, которые тщательно изложены, объяснят быстрый рост численности африканской расы на Юге до 1865 года; в то время как отсутствие этих условий с тех пор, наряду с пагубными последствиями для негров Юга, вызванными их тесным соседством в городах и деревнях, сказалось на сравнительном соотношении роста и здоровья… Оставляя в стороне все вопросы гуманности и филантропии, подавляющее большинство южных плантаторов хорошо заботились о своих слугах, больных или здоровых, именно по той же причине, по которой фермеры в долине Джинси в Нью-Йорке прилагали особые усилия и шли на соответствующие расходы при подготовке своих прекрасных пшеничных угодий — потому что это было выгодно.”

“Оценивая скромный доход этих простодушных, нетрадиционных слуг старой плантации, не следует забывать, что они не платят арендную плату, не оплачивают счета врачей, не должны ничего ни бакалейщику, ни мяснику и свободны от жадности современного владельца похоронного бюро. Во многих отношениях преимущества прислуги на этой плантации перед белыми “рабами”, занятыми на фабриках как Старой, так и Новой Англии, были очень заметны, и ни в чем так ярко не проявлялись, как в совершенном освобождении старого плантационного слуги от забот и ответственности белых рабочих, которая проявляется в их высоком уровне смертности и очень медленном коэффициенте прироста. Так гласит статистика.”

Многие бы, я полагаю, добровольно бы записались в такое рабство. А чо? Тебе всё для жизни нужное дают, сиди себе, работай. В жизни всё понятно — есть Масса (Хозяин), он тебе говорит, что делать. Можно даже бизнесом небольшим заниматься (и многие из рабов им и занимались, были даже настолько богатые рабы, что имели средства купить свою свободу у хозяина).

Мне вот только не предлагайте такой “рай”.

Но надо сказать, что в одном Джеймс Авиретт был прав. Рабство в США продлилось до 1865 года; однако, запрет на покупку невольников в Африке (федеральный) вошёл в силу ещё в 1808 году. А большинство штатов запретили привозить африканских невольников ещё раньше — к 1786 году. Так кто же тогда, получается, работал на плантациях с периода 1786 года до 1865? А дело в том, что количество рабов в США действительно очень выросло без всяких невольников, потому что рабы давали обильное потомство, и благодаря, кхм, бесплатной медицинской помощи для всех, гарантированного пищевого и вещевого довольствия на деньги плантатора, детская смертность была действительно невелика. В один только промежуток с 1790 года до 1865 года количество чернокожих рабов в США увеличилось на 580%! Никакая европейская страна не могла похвастать таким приростом населения в то время. Разумеется, это было бы невозможно, если бы с рабами действительно обращались плохо, постоянно били, не лечили. Нет, плантация на Юге США и нацистский концлагерь не имели между собой ничего общего.

Отвратительность рабства, повторюсь — была совсем не в бытовых условиях.